 …Сюжетом для
повествования выбрана только тема собственно страданий Господа, фильм
начинается «с середины» и заканчивается «на полуслове», когда Мария, мать
Иисуса, обнимает тело сына, только что снятое с креста, с вопросом глядя в душу
телезрителей: что же дальше ждет ее мальчика, сумеем ли мы понять смысл его
смерти?
Мэл Гибсон, будучи по характеру агрессивным
правдоискателем (вспомним фильмы с его участием «Бешеный Макс», «Храброе
Сердце», «Выкуп»), отмел излишнюю «слюнявость» моментов и предоставил только
жестокость правды, суть которой обнаруживается, как обычно, в человеческой
глупости.
Например,
в полной «невменяемости» израильтян к тому факту, что на их землю ступил
Мессия, которого они сами же ждали
несколько тысячелетий. Им, видите ли, не понравилось, что Иисус начал свое
«царствование» не с террора и рубки голов угнетателей, как это принято испокон
веков при смене общественных формаций, а с проповедей о всепрощении. Именно это
разочарование в лидере, смешанное с обывательским раздражением, толкнуло людей
на ужасные, необъяснимые поступки - бросание камней, плевки, насмешки, удары и
унижения Того, Кто еще вчера был их благословенным оратором. Гнев толпы
страшен, особенно, от не оправдавшихся надежд, когда обещание «скорого царства»
ею понято, до  нельзя, буквально, но оказывается эфемерным, недосягаемым и мало
практичным. Ни
тебе экспроприации золотых запасов римских кесарей, ни раздачи «должностей»
простому люду, ни привычной мести обидчикам! Поэтому так усердствуют в метании
камней бывшие слушатели своеобразных «предвыборных обещаний» очередного
защитника обездоленных!
Невероятно мощное по затаённой энергетике, сумрачное, гнетущее,
насыщенное физиологической болью, наполненное страданием действо
разворачивается на экране. Оно, с одной стороны, предельно схематично — Гибсон
не пересказывает Евангелия, он лишь пишет репортаж, сухой, но изобилующий
кровавыми крупными планами. С другой стороны, они так настойчивы, что ты словно
переполняешься этой болью, людям со слабым здоровьем, вправду, такое зрелище
противопоказано. Жертва Христа приносится по капле, по капле крови, проливаемой
на белые камни воображаемого Иерусалима…
Каждый шаг закованного Спасителя (роль
Джеймса Кавизела) сопровождается новой и новой болью
— от плетей, камней, кандалов, тернового венца, неподъёмного креста. Но гораздо
глубже видна не физическая боль — хотя от неё Сын Божий на экране буквально раз
за разом валится на камни, заставляя зрителя содрогаться. Боль душевная, ужасные
муки Того, кто должен искупить все
человеческие грехи, вот что превращает «Страсти» в ужасающее, повергающее в шок
действо. Самоубийство Иуды Искариота (роль
Люки Лионелло) кажется лёгким, доступным и
бессмысленным облегчением рядом с непрекращающейся мукой, растянутой на добрых
два часа, сопровождающейся каплями, каплями, каплями густой крови…
И всё это время вокруг — люди. Апостолы, Мария — Мать  Скорбящая (роль Майи Моргенштерн), Мария
Магдалина (роль Моники Белуччи) гонители-первосвященники Понтий Пилат (роль Христо Шопова), еврейский
первосвященник Кайафа (роль Маттиа
Сбраджиа), и царь Ирод (роль
Люка де Доминикиса), римские
солдаты, просто любопытная толпа. Сквозь череду измывательств над Христом
зритель раз за разом выхватывает из этой толпы новое лицо, полное отчаяния,
лицо человека, чьё горе невосполнимо.
Самыми
психологически напряженными сценами в фильме остаются сцены с Марией. Она не
пытается помочь сыну, не заступается за него перед мучителями, а даже
«подбадривает», что «осталось немного» до исполнения неизбежного пророчества, о
котором они с ним знали все 33 года… Только полным пониманием миссии сына можно
оправдать ее спокойствие в сценах, когда тело ее мальчика рвут на лоскуты
железными крюками обезумевшие палачи…
Иисус в изображении американского режиссера – истинный герой, сумевший
претерпеть самые страшные физические муки на глазах у многотысячной толпы.
Глядя на нечеловеческие страдания реального человека, божественная сущность
которого оспаривается до сих пор, а в те времена была тем более спорною, мы
пропускаем его боль через сердце его матери.
Мария в трактовке Гибсона – женщина со
следами былой красоты, на протяжении всего фильма постоянно встречается
взглядом с иудейскими первосвященниками, настойчиво требующими смерти ее сына.
И всякий раз обе стороны как бы отводят их друг от друга. Возникает вопрос,
почему  женщина не умоляет, не бросается в ноги тем, кто волен помиловать ее
ребенка?
Согласно некоторым источникам, Мария и эти люди были знакомы. Девочкой
она воспитывалась при главном Иерусалимском храме наравне с мужчинами–священниками.
Ее обучали всем азам веры и готовили к предстоящему непорочному зачатию
божественного ребенка, рождение которого было предсказано еврейским законникам
за многие тысячи лет. До сих пор в молитвах ее называют «сосудом Духа святого»,
заранее подготовленным и оберегаемым в чистоте.
Обе
стороны знают досконально суть пророчества, которое исполнилось. Но обещанный
евреям ребенок вступление свое на престол как царь иудейский ознаменовал
проповедями о милосердии. Разочаровавшиеся в итоге «эксперимента» законники,
ожидавшие рождения царя-мстителя, срочно отказались от договора (завета) с
Богом Иеговой. Марии, как земной женщине (сегодня
это более понятно называется «суррогатным материнством»), очень трудно
отдать своего ребенка «заказчикам». Будущий Бог был для нее одновременно
обычным ребенком, добрым сыном. Именно показом таких моментов выделился
режиссер, быть может, впервые давшим нам представление о смысле понятия «Сын человеческий». Любая зрительница
женского пола вряд ли смогла оставаться равнодушною в сценах истязаний Иисуса,
пропуская их через призму собственных представлений о материнстве. Немыслимо
обычной матери представить, чтобы кожу ее дитяти рвали на лоскуты! Но это под
силу Марии, женщине, знавшей обо всем ЗАРАНЕЕ…
И,
конечно же, не могут остаться незамеченными художественные приемы режиссера,
который пытается достучаться до наших сердец. Так, в момент кончины Иисуса
камера «глядит» откуда-то сверху на место события (гора Голгофа). И вдруг ее
«глаз мутнеет» и фокусируется в какую-то прозрачную линзу. Линза эта
оформляется в нечто, стремительно несущееся на головы стоящих со скоростью
бомбы. Но, долетев до земли, превращается в обычную каплю слезы, разбивающейся
о песок. Вряд ли возможно более образно и возвышенно сказать о горе Бога-отца,
наблюдающего мучительную смерть своего ребенка! Сколько неудачных человечеств
Господь уже аннулировал различными способами (потопы, землетрясения и т.п.). Но
здесь слеза «ярости Божьей», посланная в очередной раз уничтожить неверных,
милостиво заменяется в последний момент обычной пыльной бурей, не
представляющей угрозы собравшимся…
В фильме периодически появляется и известный персонаж – сатана (роль Розалинды Челентано), которого режиссер делает ни во что
не вмешивающимся арбитром между Божественным замыслом и человеческой глупостью.
Гибсон показывает всем, что корень наших злодеяний кроется  именно в поступках,
а вовсе не в нашептываниях извне. Людская амбициозность и тщеславие сделали нас
марионетками в руках двух спорящих сторон: Добра (Бог) и Зла (сатана). И грустные глаза Сатаны вопрошают нас об
итоге вселенского пари, которое, кажется, почти проиграл Всевышний. Но это
не вызывает в нём особого восторга, а лишь мудрое и древнее, как мир,
сожаление…
Не
менее аллегорична сцена, в которой сатана «пародирует» Марию как матерь Бога и
несет на руках уродливое человекоподобное существо. Как говорится, вот чем заканчиваются все благие начинания и игры «в
демократию», когда народ требует вожделенно-прекрасной свободы, а получает уродливую
пародию на нее!
В
целом, в череде кровавых сцен проглядывает философское начало, которое
заставляет нас не просто умыться слезами сострадания, но и задаться вопросом:
а, собственно, какова роль человечества в Божественном Плане, если ради нас
приносятся такие невероятные жертвы? И что же может сделать «каждый» для
исполнения плана «для всех»? Если именно
в постановке таких извечных вопросов и заключалась идея кинофильма «Страсти
 Христовы», то режиссеру она явно удалась. Гибсон хочет, чтобы зритель это не
увидел, но ощутил и оставил в себе это чувство. И зритель покидает зал опустошённым, высушенным кровавой пьесой.
Мел Гибсон добился своего — посмотревший этот фильм не станет больше
воспринимать страдания Христа как ритуальную фразу. Они станут для него реальностью. Каждый, отождествляя себя с Иисусом и
страданиями на кресте, может поверить в реальность его смерти и последующего
воскрешения из мертвых. Мэл Гибсон сделал картинку визуальной, а боль почти
ощутимой физически каждым вздрагиванием наших мышц в ответ на удары  страшной
плети и молота, вбивающего гвозди в ладони Бога, от которого добровольно
отреклись люди, оголтело требующие Его смерти. В ответ на слезы матери,
видевшей в распинаемом своего мальчика. Такого же земного и реального, как
сыновья многих из нас… писатель Ева Беляева
Заказывайте книгу писателя Евы Беляевой «Разгаданные загадки или Логическая реабилитация социализма» наложенным платежом здесь
|
